Эдуард Штейнберг
Композиция с черным крестом. 1991
Картон, акрил. 99,5х74. Коллекция Музея AZ
MUSICA SACRA ПЕРЕД ЛИЦОМ БУДУЩЕГО
Роман Насонов
Духовная музыка в самом широком смысле этого слова — явление, не укладывающееся в рамки строгого определения и вместе с тем ключевое для истории западной музыки. На самых разных примерах мы можем наблюдать, как композиторы-классики, работавшие преимущественно в светских жанрах, — Моцарт и Бетховен, Верди и Брамс, Римский-Корсаков и Шостакович (специально перечисляю здесь тех, кто в жизни был достаточно далек от Церкви) — венчают свой творческий путь созданием опусов, выражающих их собственную, выстраданную религиозность. Но, разумеется, феномен musica sacra гораздо шире понятия «поздний стиль». История западной культуры показывает, что столь необходимое человеку богообщение не ограничивалось ни службой в храме, ни молитвой в монашеской келье. Церковь хранит чистоту и цельность древней веры — мыслители и деятели искусства помогают выстроить диалог этой веры с реалиями своих дней. Так это можно наметить схематически.
Вероятно, с «объективной» точки зрения духовные произведения появляются на свет более или менее равномерно. Но мы уже заметили, что в жизни выдающихся композиторов «сгустки» musica sacra образуются, что так естественно, в зрелые годы, часто — уже где-то ближе к последней черте. Если же попытаться окинуть взглядом всю историю западного искусства, то и в ней можно заметить подобные «сгустки»: интенсивность духовного творчества возрастает в кризисные моменты развития цивилизации, на перепутье, в ответ на катастрофические события или на предчувствие глубоких, кардинальных перемен. Череда кризисов христианской Европы началась не вчера — с разной степенью остроты они проявляются уже с эпохи зрелого Средневековья. Первой в полосу турбулентности вошла священная история, с ее стремлением к разрешению в событиях Судного Дня и к последующему преображению тварного мира; за ней последовала история естественная — сумма традиционных взглядов на космос и живую природу. В более близкие к нам времена решительно и неоднократно менялись представления об устройстве общества, о месте и роли техники в человеческой жизни, о возможных и допустимых границах вторжения людей в экологию Земли. И разумеется, это имело зримые практические последствия, поистине поразительные и непредсказуемые. Ожидание перемен порождало утопические мечтания и иррациональные страхи, будущее манило и сулило катастрофы — все это накладывалось на матрицу традиционной веры, вызывая к жизни величайшие достижения мысли и самые значительные произведения искусства. Немалым стимулом к духовному творчеству послужили и войны. Память о жертвах Первой и Второй мировых войн спустя многие десятилетия по-прежнему живет в сердцах людей, но и наполеоновское нашествие, а еще раньше Тридцатилетняя война нанесли европейской цивилизации страшные раны, врачевать которые стало призванием поэтов, художников, композиторов…

Тем, кто хорошо знаком с шедеврами классической музыки и с историей их возникновения, будет нетрудно провести многочисленные параллели. А наиболее прозорливые читатели уже, вероятно, задумались над тем, что атмосфера нашего века тоже проникнута ощущением кризиса, страх перед которым способен ввергнуть большие и малые страны в бездну самоубийственных (и это, увы, не метафора) войн. Кризис этот — очередной и вместе с тем небывалый: «узким местом» цивилизации стал теперь сам человек, существо, кажется, слишком несовершенное, чтобы ему и дальше можно было вручать судьбы мира и его собственную судьбу. И дело здесь, конечно, не в том, что ныне живущие люди как-то особенно грешны и злонравны, — скорее наоборот, современная цивилизация создала самые благоприятные условия для воспитания терпимого и гуманного, очищенного от крайностей жестокой звериной природы человеческого существа. Мир усложнился настолько, что человек стал слишком архаичен — и ментально, и телесно.

Мы находимся на развилке цивилизационных путей, и ни один футуролог не в состоянии предсказать будущее. Возможно, в конце концов человек, творец нынешней глобальной цивилизации, будет упразднен как таковой, а вместо него возникнет некая «ноосфера». Возможно, он сохранится, но будет преобразован воздействием разного рода технологий; глубоко изменится само определение человека. Возможно, ради сохранения человека и жизни на Земле будет скорректировано развитие цивилизации. Кто знает… Ясно одно: чтобы осмыслить наше сегодняшнее положение, требуется работа трезвого религиозного сознания, а попытка увильнуть от нее порождает то множество суеверий и конспирологических теорий, которыми бывают больны даже самые умные и влиятельные люди современности.
На этом фоне становится понятно, что же случилось в последние десятилетия с высоким искусством, в частности с «классической» музыкой, почему оно, как это видится, потерпело историческое поражение в конкуренции с массовой культурой. Высокое искусство всегда стремилось максимально расширить свое влияние на общество, но имело четкое ограничение: оно обращается к мыслящему субъекту и не столько внушает ему ту или иную сумму представлений, сколько помогает задуматься, погрузиться в рефлексию. Современные информационные потоки, в формат которых так естественно укладывается продукция масскульта, напротив, являются средствами социальной инженерии, технологиями, заточенными на то, чтобы эффективно воздействовать на сознание людей, изменять его в ту или иную сторону. Воздействие это может быть «добром», а может быть и «злом» (иногда в отношении этих понятий сегодня складывается консенсус, а иногда позиции разделяются). В любом случае, человек, сознание и память которого подвержены таким манипуляциям, уже не тот, каким он был, вероятно, еще столетие назад. Известно, что экология большого города вредна для здоровья его обитателей, но и современная информационная среда токсична для классического европейца. И все равно, по моему убеждению, «мыслящий тростник», как бы трудно ему ни приходилось, — «легкие» цивилизации, орган, без которого она не способна существовать.

Наследие musica sacra последнего столетия можно оценивать и с чисто художественной точки зрения (если таковая существует в своей чистоте). Но перед лицом кризиса наших дней неизбежна своя, особая фокусировка. Думается, что актуальность таких разных явлений, как позднее творчества Оливье Мессиана («Озарения потустороннего») и Джона Тавенера («К тишине», «Фрагменты Реквиема»), лучшие сочинения Софии Губайдулиной и Арво Пярта, будет только возрастать. И наоборот, космологические спекуляции великого Карлхайнца Штокхаузена на наших глазах становятся не более чем достоянием своей эпохи, а наивные призывы ко всему хорошему в популярных опусах Карла Дженкинса и Филипа Гласса вскоре будут вызывать лишь скептическую улыбку. Более того, нам следует отнестись со всей серьезностью к музыке тех композиторов, которые осуществили и продолжают осуществлять исследование бесконечной слабости человеческой природы, погружаясь порой в самые мрачные ее бездны (таков, к примеру, Фаусто Ромителли). Это тоже musica sacra, вне зависимости от религиозной позиции ее создателей. Возможно, именно нигилистическая ветвь высокой культуры первой смогла диагностировать и глубже всего осмыслила тот цивилизационный кризис, перед лицом которого мы оказались. Обвинять ее в том, что она этот кризис и спровоцировала, по-моему, несправедливо.
Среди крупнейших духовных композиторов недавнего прошлого я назвал Губайдулину и Пярта — выходцев из Советского Союза, в разное время и под влиянием разных обстоятельств покинувших страну (пожелаем здоровья и долголетия нашим великим современникам). СССР был страной в своем роде уникальной: провозглашая себя авангардом человечества под знаменами атеистического философского учения, советское государство сохранило особую роль интеллигенции в жизни общества, «по старинке» чтило тот самый мыслящий тростник. Интеллигенция же в своих «золотых клетках» жаждала свободы мысли и творчества; в поисках конечных оснований человеческой нравственности многие художники так или иначе восходили к ее религиозным истокам. Баха у нас почитали, кажется, больше, чем в Германии, а количество сочинений на духовные темы в музыке последних советских десятилетий не знало аналогов в христианском мире. Христианство как таковое и Православная церковь обладали притягательностью не только как запретный плод: русская культурная традиция была трагически сломана после большевистского переворота, и желание восстановить ее преемственность воспринималось в семидесятые и восьмидесятые годы как святой долг. Непосредственное обращение ведущих советских композиторов в православие, свидетельством которого стали созданные в тот период литургические сочинения, было не только политическим, но и экзистенциальным жестом, возвращением в отчий дом.
Борис Козлов. Христос. 1990
Бумага, смешанная техника. 61х86. Частная коллекция
Прошло не так много времени, но все это кажется делами давно минувших дней. Интеллигенция инициировала перемены рубежа восьмидесятых и девяностых годов — и сама же от них жестоко пострадала, возможно даже прекратила существование как социальный феномен. Возрождение православия продолжилось, а культура мыслящего тростника была списана в утиль вместе с другими непрактичными излишествами советской эпохи. Пространства для musica sacra в современной России ощутимо не хватает. По крайней мере, шедевры в этой области, произведения, которые могли бы восприниматься обществом и миром как духовное откровение, созданные за последние годы и десятилетия, назвать трудно. И музыканты виноваты меньше всего. Масса прекрасных композиторов работает и выживает при российских консерваториях, других учебных заведениях, создавая музыку «академическую»; часто это весьма достойные опусы на духовные темы. Иные их коллеги переориентировались на современное европейское музыкальное пространство, с его условностями и запросами; многие из больших талантов эмигрировали…

Но не в социальных проблемах, в конце концов, дело. Великая музыка рождается там, где люди смотрят в будущее — будущее цивилизации и родной страны; верности традициям здесь недостаточно. Малодушие и маловерие — болезни нашего века, в котором человечеству, похоже, придется пройти сквозь многие перемены и, может быть, даже родиться заново. «Не бойтесь», — повторяет Своим ученикам Спаситель. Будем надеяться и верить, что все кризисы будут преодолены, а прохождение через них, как это не раз бывало в истории, оставит потомкам богатое художественное наследие, свидетельство нашей эпохи о себе. И нам не будет стыдно перед потомками.





КОНТАКТЫ ДЛЯ ПРЕССЫ
E-mail
anton@karetnikov.com
©2023 Copyright
Made on
Tilda